Неточные совпадения
Тут втягивает; тут
конец свету, якорь, тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание
мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечернего самовара, тихих воздыханий и теплых кацавеек, натопленных лежанок, — ну, вот точно ты умер, а в то же время и жив, обе выгоды разом!
Вам следовало именно вором притвориться, я позвонил бы в полицию, она бы вас увела и с
миром отпустила к очередным вашим делам, тут и —
конец истории.
«Власть человека, власть единицы — это дано навсегда. В
конце концов,
миром все-таки двигают единицы. Массы пошли истреблять одна другую в интересах именно единиц. Таков
мир. “Так было — так будет”».
— Это он сам сказал: родился вторично и в другой
мир, — говорила она, смахивая
концом косы слезы со щек. В том, что эта толстенькая девушка обливалась слезами, Клим не видел ничего печального, это даже как будто украшало ее.
Все открывшееся перед нами пространство, с лесами и горами, было облито горячим блеском солнца; кое-где в полях работали люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит
мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и под
конец даже опасного плавания, показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в
мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из
конца в
конец города снуют десятки тысяч экипажей.
Веревкин подробно описывал свои хлопоты, официальные и домашние: как он делал визиты к сильным
мира сего, как его водили за нос и как он в
конце концов добился-таки своего, пуская в ход все свое нахальство, приобретенное долголетней провинциальной практикой.
Немецкая монистическая организация, немецкий порядок не допускают апокалиптических переживаний, не терпят ощущений наступления
конца старого
мира, они закрепляют этот
мир в плохой бесконечности.
В
конце концов, в современном
мире нет ни справедливости, ни свободы.
В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на зло злом, противиться злу насилием, и христианство есть война, разделение
мира, изживание до
конца искупления креста в тьме и зле.
Апокалиптическая настроенность глубоко отличает русскую мистику от мистики германской, которая есть лишь погружение в глубину духа и которая никогда не была устремлением к Божьему граду, к
концу, к преображению
мира.
Все дальше и дальше должно идти, к
концу, к пределу, к выходу из этого «
мира», из этой земли, из всего местного, мещанского, прикрепленного.
Марксизм верил, что можно до
конца рационализировать общественную жизнь и привести ее к внешнему совершенству, не считаясь ни с теми энергиями, которые есть в бесконечном
мире над человеком и вокруг него.
Но совершенно на другом
конце, в точных науках о природном
мире, мы сейчас встречаемся с настоящей трагедией ученого.
Но так как человеческая общественность была изолирована от мирового целого, от жизни космической и очень преувеличено было самостоятельное значение общественности, то образовался рационалистический утопизм с его верой в совершенное, до
конца рациональное устроение общественной жизни, независимое от духовных основ жизни человека и
мира.
Замученный ребенок — бессмысленная жертва, вызывающая протест против
мира, а в
конце концов, и против Бога.
Продолжающееся распадение космоса природного и космоса социального, продолжающийся разлагаться капиталистический режим, торжество атомной бомбы, хаотический
мир, раскрытый в творчестве Генри Миллера, хаос не изначальный, не начала, а хаос
конца, война всех против всех.
К
концу же античного
мира свобода исчезла совсем.
Я ведь знаю, тут есть секрет, но секрет мне ни за что не хотят открыть, потому что я, пожалуй, тогда, догадавшись, в чем дело, рявкну «осанну», и тотчас исчезнет необходимый минус и начнется во всем
мире благоразумие, а с ним, разумеется, и
конец всему, даже газетам и журналам, потому что кто ж на них тогда станет подписываться.
В
конце 1852 года я жил в одном из лондонских захолустий, близ Примроз-Гилля, отделенный от всего
мира далью, туманом и своей волей.
Нередко бывало по всему
миру, что земля тряслась от одного
конца до другого: то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ моря гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки.
Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без
конца в длину, реет и вьется по зеленому
миру.
В
конце концов это привело меня к экзистенциальной философии, и я выразил это потом в книге «Я и
мир объектов».
Во всяком творческом акте наступает
конец этого
мира, в котором царят необходимость, инерция, скованность, и возникает
мир новый,
мир «иной».
Два выхода открываются в вечность: индивидуальный выход через мгновение и исторический выход через
конец истории и
мира.
Но такая революция была бы
концом нашего
мира.
Творческий акт есть наступление
конца этого
мира, начало иного
мира.
Во всяком моральном акте, акте любви, милосердия, жертвы наступает
конец этого
мира, в котором царят ненависть, жестокость, корысть.
Реалистическое творчество было бы преображением
мира,
концом этого
мира, возникновением нового неба и новой земли.
В это время
мир уже приближался к страшной мировой войне, которая открывает эру катастроф, несчастий и страданий, которым не видно
конца.
Меня всегда интересовало не исследование
мира, каков он есть, меня интересовала судьба
мира и моя судьба, интересовал
конец вещей.
К
концу гимназического курса я опять стоял в раздумий о себе и о
мире. И опять мне показалось, что я охватываю взглядом весь мой теперешний
мир и уже не нахожу в нем места для «пиетизма». Я гордо говорил себе, что никогда ни лицемерие, ни малодушие не заставят меня изменить «твердой правде», не вынудят искать праздных утешений и блуждать во мгле призрачных, не подлежащих решению вопросов…
Но почти до
конца своей жизни он сохранил умственные запросы, и первые понятия, выходящие за пределы известного мне тогда
мира, понятия о том, что есть бог и есть какая-то наука, исследующая природу души и начало
мира, мы, дети, получили от этого простодушного полуобразованного человека.
И ловко я все устроил, так ловко, что, кажется, никакие бы следователи в
мире не нашли
концов.
Отказаться от Льва Толстого значило отказаться от русского гения, в
конце концов отказаться от русского призвания в
мире.
Это значит, что русский народ по метафизической своей природе и по своему призванию в
мире есть народ
конца.
Вопрос об отношении духа к природному
миру не был им до
конца продуман.
Конец этого
мира,
конец истории зависит и от творческого акта человека.
Это —
конец этого
мира,
мира неправды и уродства, и начало нового
мира,
мира правды и красоты.
Но за всеми этими различаемыми течениями скрыта общая русская православная религиозность, выработавшая тип русского человека с его недовольством этим
миром, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого
мира, с его устремленностью к
миру иному, к
концу, к Царству Божьему.
Христианское откровение есть откровение эсхатологическое, откровение о
конце этого
мира, о Царстве Божьем.
Если Сын Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве
мира, есть обоженная до
конца душа
мира.
Смысл мировой истории не в благополучном устроении, не в укреплении этого
мира на веки веков, не в достижении того совершенства, которое сделало бы этот
мир не имеющим
конца во времени, а в приведении этого
мира к
концу, в обострении мировой трагедии, в освобождении тех человеческих сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и злом (в религиозном смысле слова).
Рационалистическое сознание мешает им принять идею
конца истории и
мира, которая предполагается их неясными чувствами и предчувствиями; они защищают плохую бесконечность, торжествующую в жизни натурального рода.
Однако в
конце он говорит: «Наш мистический эмпиризм особенно подчеркивает органическое, живое единство
мира, а потому на почве нашей теории знания должна вырасти онтология, близкая по содержанию к онтологии древних или новейших рационалистов».
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого
мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к
концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено человечество и
мир для последнего выбора между добром и злом.
Только в свете религиозного сознания видна двойственность исторических судеб человечества, видно грядущее в
мире разделение на конечное добро и конечное зло, виден трагический и трансцендентный
конец истории, а не благополучный и имманентный.
В
конце мировой истории Христос явится как Царь, явит
миру Свою силу и славу, будет властвовать над
миром,
миру обещано наступление Его тысячелетнего царства.
Мировая душа оплодотворяется Логосом, принимает в себя Христа,
мир должен встретиться в
конце истории с Христом, как невеста с женихом своим.
Это вселенское религиозное миропонимание и мироощущение, к которому современный
мир идет разными путями и с разных
концов, прежде всего остро ставит вопрос о смысле мировой истории, о религиозном соединении судьбы личности и судьбы вселенной.